«Мы сегодня очень западные. А со своим-то что делать?»
Человек с гитарой стоял, стоит и будет стоять на сцене миллион лет, убежден Александр Розенбаум. Исполнитель активно следит за современной музыкой и новыми трендами. Может быть, поэтому к нему на концерты ходит, по его подсчетам, уже пятое поколение слушателей. Он читает онлайн-форумы, признает право людей не переносить его творчество, но приглашает всех хейтеров на свои концерты. В сентябре выходит мюзикл «Вальс-бостон» с песнями Розенбаума и героем, с которым у поэта немало общего. Незадолго до премьеры «Известия» побеседовали с автором и о спектакле, и о том, что его сегодня волнует больше всего.
«Мой уход из медицины в артисты — это тоже своего рода дурка»
— Идея мюзикла «Вальс‑бостон» витала давно, но только сейчас осуществилась. Что стало толчком для начала проекта именно сейчас?
— Я давно думал о спектакле по своим песням. Еще со времен моего большого друга Аркадия Вайнера. Мы хотели делать пьесу только по одесским песням. Но, к сожалению, он ушел из жизни довольно скоро после нашей придумки.
А тут медиагруппа «Красный квадрат» и «Яндекс Афиша» мне предложили эту историю. Я, естественно, согласился, но с определенными оговорками, что буду принимать посильное участие и что всё, что мне будет не очень близко и дорого, буду исправлять. Премьера 6 сентября в Театре эстрады. Мы все волнуемся, и я немного опасаюсь, потому что всё должно быть по правилам искусства. Но ребята трудятся на совесть, и у нас еще есть время.
— Почему место действия спектакля — Ростов-на-Дону 1920-х? Что для вас значит этот город?
— Так решил сценарист. Ничего не имею против, потому что это мой любимый город после Санкт-Петербурга на территории Российской Федерации. Я с Ростовом дружу очень, очень и очень давно. Локация в данном случае естественная и удачная.
— В мюзикле будет 23 ваши песни. Как вы их выбирали, какие темы хотели осветить?
— Ребята выбирали сами. Я кое-что почистил, убрал, предложил. Песен у меня очень много, а 23 — это вообще ничто. Им пришлось непросто, но и мне тоже. По-моему, подборка песен вполне удачна, потому что она охватывает не только криминальную тему, но и темы войны, казачества, любви и вообще жизни. Они так сделали сценарий, что история занимает довольно большой промежуток времени. И там такое кровосмешение ситуаций! Оно наблюдается и в моем творчестве. Спектакль касается и тюрьмы, и воли, и отношений человеческих в разных ситуациях.
— Очень много людей пробовалось на роль главного героя. Почему выбрали Александра Яцко?
— Сашу я очень ценю как зритель. Мне он очень нравится как актер и как человек, потому что иначе быть не может. Для меня человек не может существовать вне творчества. Творчество и личность должны быть рядышком. Саша — очень хороший актер и очень хороший человек. Он подошел к этой работе рассудительно и красиво, с задором, как Яцко это может. Органично смотрится в роли рассказчика, странника, главного героя, который вспоминает свою жизнь.
Актер Александр Яцко
— Этот персонаж — ваше альтер эго?
— Это собирательный образ. Я не настолько автобиографичен, но в каждой песне, конечно, есть я, особенно если в песне существует местоимение «Я» — значит, там будет часть меня. Даже если я спою песню от имени Ржавого Сундука, понимаете?
— А что в именно в персонаже Яцко есть от вас?
— Всё, что происходит с этим молодым человеком, происходило с любым нормальным пацаном. Любовь, оторванность какая-то, бесшабашность, дурка иногда, которая меняет твою жизнь. Мой уход из медицины в артисты — это тоже своего рода дурка, знаете ли. Так решил Господь, и так решил я. Разные вещи происходят с людьми, которые совершенно не хотели делать того, что происходит. Вряд ли мой герой, будучи студентом медицинского университета, хотел стать уголовником, правда? Но так распорядилась судьба.
— С какими трудностями вы столкнулись во время подготовки?
— Пока всё идет нормально. Я наблюдаю за процессом и вношу свои корректировки, советую. Труппа работает с режиссером, балетмейстером, с вокальными тренерами. Я к этому не имею отношения. Я не режиссер, не художник и не учитель-вокалист. Я человек, написавший произведения, которые вошли в этот спектакль. Автор, смотрящий со стороны на то, что происходит.
— Что зритель должен понять после просмотра мюзикла? С какими эмоциями уйти из зала?
— Чтобы он получил удовольствие. Каждый человек в этих песнях найдет что-то свое. Кому-то нравится «Утиная охота», кому-то понравится «Казачья», кто-то в «Четвертиночке» найдет свое счастье. Все песни достаточно хорошо известны людям. Ко мне на концерты ходит пятое поколение людей. Пя-то-е! Ваше — оно третье будет, а то и четвертое.
И мне бы хотелось, чтобы люди вышли прежде всего с удовольствием, потому что здесь в отличие от моего концерта больше шоу. У меня совсем другая история на концерте с теми же песнями. Я приглашаю людей к себе не на концерт, а на сопереживание, на разговор о жизни в разных ее формах и проявлениях. Здесь шоу, мюзикл, музыкальный спектакль, рассчитанный на самых разных людей. Совершенно другая форма исполнения моих произведений. Не ждите от этого спектакля моего концерта. Это совершенно разные жанры.
«Я вот российский еврей, знаете ли. Поэтому пишу казачьи песни»
— Как вы относитесь к развитию новой эстрады — коллаборациям с молодыми артистами, жанровым экспериментам? Насколько вам это интересно?
— Я вижу себя на сцене только с теми людьми, которые несут для меня определенные ценные вещи, а не просто «я хочу быть звездой». Мне нужно, чтобы люди были думающие, чтобы в их произведениях звучали русские ноты, русская проблематика. Я очень люблю рок-н-ролл. Я умею его играть. И блюз тоже. И джаз. Что угодно.
Сегодня мелизматика у всех певцов одна и та же — а-ля Уитни Хьюстон. И музыка одна и та же. Друзья мои, это всё клево, всё здорово, но что-нибудь для этой земли дайте. Представляете, если бы Джо Кокер пел всю дорогу «Ой, мороз, мороз». Ну, спел бы раз-другой для концертов в Москве в качестве комплимента публике. А дальше пел бы то, что поет, что он и делал всю жизнь. Мы сегодня очень западные. Просто западнее нас не сыскать. А со своим-то что делать? Я не против Запада в музыке. Я за. Только в меру.
— Некоторые музыканты включают фольклорные элементы в музыку.
— Да, сегодняшние молодые музыканты поворачиваются лицом к генетическому, духовному. Мне это нравится. Я не музыковед, не критик. У каждого артиста своя публика, и это хорошо. Просто хочется, чтобы люди понимали, что они на этой земле живут. Это очень важно. Важно знать принадлежность себя самого, к какому миру ты себя относишь вместе с рок-н-роллом, рэпом и так далее, — с чем угодно. Но ты должен отчетливо понимать и любить ту землю, на которой живешь. Тех людей, которые живут на земле, думать о них каким-то образом, в данном случае творчески. Это сложный разговор.
Я вот российский еврей, знаете ли. Поэтому пишу казачьи песни. Понимаете, какая интересная история? А если бы я был американским евреем, как Боб Дилан, а он Циммерман в девичестве, я бы писал спиричуэлсы и рок-н-роллы. Но я не американский еврей, а русский. Любовь к своей Отчизне — это не патриотизм, это инстинкт. Инстинкт! Либо он есть, либо его нет.
Для меня степи, ветер, небо — это не ковбои, а казачество и цыгане. Понимаете? Поэтому я, сильно любя кантри-музыку, могу себе позволить в программе два произведения в стиле кантри в качестве комплимента любителям этого жанра. Но не более того.
Это опора. А как без земли, на которой ты живёшь? Как без ее воды? Как без ее света? Как без ее людей жить? С чужими я не хочу, но выказать уважение чужим, исполнив блюзон какой-нибудь, с удовольствием.
— Как вы считаете, формат выступления «поэт с гитарой» сегодня еще доступен новому поколению? У вас есть связь с ним?
— Человек с гитарой стоял, стоит и будет стоять на сцене миллион лет. И его слово будет услышано, если оно нужно. Я понимаю, о чем вы говорите, — о термине «авторская песня», — но любая песня — авторская, ведь она имеет авторов. Но я не очень люблю это клеймо. Всё зависит от того, как человек поет то, что он вложил. Вот и всё.
Если это нажимает на ваши болевые точки в вашей душе, в вашей голове, в вашем сердце, в вашем животе, то все хорошо. Значит, этот человек будет стоять. А если нет, в одно ухо влетело, в другое вылетело. Будь человек хоть с гитарой, хоть с флейтой, хоть с симфоническим оркестром — ничего не пройдет. Бесполезно.
— Это требует определенной смелости от зрителя — согласиться на такой разговор.
— А это каждый выбирает сам. Хотите развлечься, идите на развлекаловку. Знаете, со мной журналисты разговаривают, разговаривают. А я им говорю: «Вы сходите на концерт разок. Ну просто-напросто. Сходите, посмотрите и послушайте. У вас потом все вопросы закончатся». У меня сейчас в зале ну минимум половина зала глубокого молодняка. Это я вам говорю как доктор. А потом мозги сгущаются, сердце и душа открываются. Чему? Генетическому хозяйству, своему языку, своей крови, своим полям, лесам и огородам.
Вы начинаете думать не о Джастине Тимберлейке, который очень хорош и которого мы все любим, хороший парень, красавец, но вы начинаете слушать и Иосифа Кобзона в том числе с песней о тревожной молодости, потому что вы здесь родились, а в 14 лет вообще об этом не думали. Но ко мне ходит огромное количество 14-летних детей. Почему? Да потому что их родители слушали мои песни в машине у своих родителей. Потом они крутят их в машине сегодняшним своим детям. А эти дети рожают следующих детей, которые тоже в этой машине слушают мои песни. Почему? Не знаю, спросите у них. Потому что им это, видимо, близко.
Есть люди, которые меня терпеть не могут. Ну просто лютой ненавистью. И это тоже нормально. И это замечательно. Значит, я представляю что-то из себя. Потому что человек, который ничего из себя не представляет, нравится всем. Он никого не трогает, никого не обижает. И всем хорошо.
— Вы легко относитесь к критике?
— Если она правильная — да, я ее признаю. Я всегда с ума схожу, когда люди переживают из-за того, что они кому-то не нравятся. Послушайте, ну что с вами? Так должно быть. Нельзя нравиться всем. Ну неприлично это.
Если человек говорит, что «терпеть не могу песни Розенбаума», он имеет на это полное право. Я его приветствую и всегда открыт ему. И говорю: родной, чем я могу тебе помочь? Только пригласить тебя на концерт. Вот приходи на концерт, а после концерта мы с тобой поговорим. Если ты продолжишь меня не терпеть, то я от тебя отстану. Но приди сначала.
«Мы последние люди, которые жили по-людски»
— Вы очень строги к самому себе?
— Конечно. Я стараюсь всегда быть строгим к самому себе. Думаю, у меня получается. Если нет, меня поправляют близкие люди, которым я доверяю. Они у меня есть, слава богу.
— У вас выходило обширное собрание композиций, объединенных тематически: философия войны, философия любви, одиночества и т.д. Какая философия вам сегодня лично ближе?
— Философия подытоживания жизни, наверное. Итоги того, что прожил я, что прожила моя страна, как прожили мои друзья, как они живут сегодня. Что нужно людям сегодня? Вот просто подытоживание того, что произошло со мной, с моей страной, с людьми, которые живут со мной, жили вот эти семьдесят почти четыре года.
— Как вам кажется, здесь больше позитивных или негативных итогов?
— Очень много позитивного. И, конечно, масса негативного. Но я всегда за преобладание позитива, понимаете? Пока есть надежда, пока есть любовь и пока есть желание стремиться к лучшему, мы живем.
Мне безумно нравится сегодняшняя молодежь, с которой я во многом не согласен, но понимаю, где причины. Мы сами были такими же абсолютно. Но, с другой стороны, нельзя забывать о наших традициях, о жизни стариков. Я думаю, что мы, наверное, последние, которые жили как люди. Страшная фраза, да? Объясняю. Дальше будет новая жизнь у вас. Искусственные ноги, сердца, печени. Вы вкуса кукурузы не знаете сегодня, той, которая была. Сейчас она вся сладкая, водянистая, зернышки одно к одному, все генно-модифицированное. Музыка вся генно-модифицирована. К сожалению. Но это не есть причина для ворчания. Такая жизнь.
— А для страха это причина?
— Нет, просто так будет. Послушайте, вот этот мобильный телефон за 30 лет совершил чудо, мы жили и без всего этого. Сегодня мы можем по Лувру ходить с визорами. Для страха причин нет, будет просто другая жизнь. Мы сегодня пьем молоко со сроком годности восемь месяцев. Мне жалко. Мы последние люди, наверное, которые жили по-людски в этом смысле. Мы общались не в телефоне. Есть хороший анекдот: вечер в ресторане удался — не работал Wi-Fi. Но это не причина для брюзжания. Такова жизнь. Это реалии. Дальше будет еще что-нибудь. Новое.
